Роберту Сото было 10 лет, когда террористы атаковали башни-близнецы в Нью-Йорке. Свой 17 день рождения он встретил в Афганистане, куда поехал добровольцем с искренним желанием защитить свою страну от угрозы с Востока.
Обыкновенная история Сото — это история целого поколения американцев, отправившихся в чужую и далекую страну с «великой целью», но столкнувшихся с одной задачей: выжить.
Бойцы второго взвода не скрывали своего мрачного настроения, перебираясь через реку Коренгал при свете дня. Дело было в начале апреля 2009 года, когда Пентагон вновь всерьез возобновил боевые действия на территории Афганистана. Перед взводом была поставлена задача подняться на горный склон и попытаться устроить ночью засаду на талибов. Их было около 30 человек — стрелков, пулеметчиков и разведчиков — уже послуживших и новобранцев, пришедших на смену раненым и убитым. Многие из них считали план действий глупым, опасной и утомительной тратой времени, еще одним примером того, как разочаровавшиеся солдаты пытаются продемонстрировать свою активность командованию в условиях войны, где не было ни четких целей, ни надежды. Они шли и матерились.
Когда солдаты покинули свою базу, «Коренгальский форпост», специалиста (старшее воинское звание рядового состава в Армии США — прим. ред.) Роберта Сото охватил страх. Его взвод принадлежал пехотной части, которая называла себя «Гадюка». Это был позывной роты «Браво» первого батальона 26-го пехотного полка. «Гадюка» занимала аванпост уже девять месяцев, все это время ее бойцы были дислоцированы между небольшим участком нижней долины и жалкими деревнями, цепляющимися за холмы, над которыми возвышались горные вершины. Второй взвод был развернут, имея в своем составе три отделения, но понес такие большие потери, что к этому моменту даже с учетом пополнения в нем насчитывалось около двух третей личного состава.
С потерями пришло понимание. Сото знал не понаслышке, что война не похожа на тщательно продуманный национальный проект, о котором рассуждали генералы в новостях. Движимый стремлением защитить Соединенные Штаты от угрозы террористического нападения, он, житель Бронкса, завербовался в армию меньше двух лет назад. Но его идеализм быстро перерос в реализм, и война превратилась для него и его друзей в проблему ежедневного выживания. Все остальное он подвергал сомнению, начиная с компетентности организаторов войны и закачивая целесообразностью этой засады. «Это не сработает», — подумал он. Было понятно, что по всей долине раскинута сеть наблюдателей, которые снабжали информацией затаившегося противника.
Сото кожей чувствовал, как чьи-то глаза отслеживают движение патруля. Все могут видеть нас.
Ему было 19 лет, но он весил 72 килограмма и еще не начал бриться, а потому выглядел на два года моложе. Да и физически он никак не походил на бойца. Ученик театральной школы, он вступил в вооруженные силы в 17 лет и планировал стать актером. Если, конечно, выживет на войне. Свои обязанности он исполнял с широкой улыбкой на лице, распевая песни. Все это сделало его популярным во взводе. А внутри него росло напряжение и он становился старше своих лет; его друзья и сержанты, которыми он восхищался, гибли в бою, оставляя его с грузом призраков…
Через несколько часов Второй взвод достиг вершины и оказался высоко над долиной. Солдаты дышали полной грудью, воздух был разряженным. Но здесь, вдали от горящего мусора в форпосте, вкус у него был чистый .
Несколько солдат пошли вперед, чтобы проверить тропу до того, как остальная часть взвода расположится в засаде. Переговариваясь шепотом, солдаты заняли позиции, образовавшие на горной тропе треугольник. Второй лейтенант Джастин Смит, командир взвода, скомандовал пулеметчику Артуро Молано занять позицию в одном углу треугольника, а второму пулеметчику с M240 — в другом. Пулеметы были расположены таким образом, чтобы их огонь мог создать сплошную зону поражения. Другие солдаты устанавливали мины «Клеймор».
Все было готово до наступления темноты. Воздух был холодным, дул сильный ветер. Сото била дрожь. Он вытащил сухую майку и носки из рюкзака, переоделся, съел протеиновый батончик и запил его водой. Внизу виднелся форпост роты. Он понял, что это же видят и боевики, когда готовятся к атаке. В горном воздухе плыл доносившийся издалека призыв к молитве.
В начале октября войне в Афганистане исполнилось 17 лет. Эта дата приближалась с мрачной неизбежностью – боевые действия без четкой стратегии выхода шли в этой стране при трех американских президентах. И афганская — не единственная продолжающаяся до сих пор американская военная кампания. Война в Ираке, начавшаяся в 2003 году, возобновилась и продолжается в другой форме в приграничных районах Сирии, где американские военные также обосновались на нескольких сторожевых постах, не сформулировав план или график выхода. Соединенные Штаты в разное время заявляли о достигнутом успехе в ходе многочисленных кампаний — в конце 2001 года; весной 2003 года; в 2008 году; после краткосрочного выхода из Ирака в конце 2011 года… И все же, маховик войны крутится, а в Афганистан едут воевать американские солдаты, родившиеся уже после начала афганской кампании.
Более трех миллионов американцев в военной форме участвовали в этих войнах. Почти 7 000 из них погибли. Еще десятки тысяч получили ранения. Каждый год число раненых или убитых растет.
Только один тезис не подлежит сомнению: политика, из-за которой эти мужчины и женщины отправились за рубеж, делавшая акцент на военных действиях, предусматривающая перекройку наций и культур, провалилась…
По мере того как росли затраты – будь-то измеряемые долларами, репутациями или человеческими жизнями — архитекторы войн и комментаторы, поддерживающие их, завсегда были готовы выступить с оптимистичными или отлакированными прогнозами…
В зависимости от рупора и года военные кампании Америки за границей будут нацелены на восстановление справедливости, свержение тиранов, предотвращение актов терроризма на территории стран Запада, распространение демократии, защиту населения, уменьшение коррупции, укрепление прав женщин, предотвращение распространения экстремистской религиозной идеологии и т.д. и т.п.
Если не считать свержения тиранов и убийства Усамы бен Ладена, ничто из этого не реализовалось на практике так, как декларировалось. Значительные успехи оказались недолговечными. Новые головорезы возникли там, где были ликвидированы их предшественники. Коррупция и беззаконие остаются повсеместными…
11 сентября 2001 года, когда учитель в средней школе сказал ему, что во Всемирный торговый центр врезался самолет, Роберту Сото было 10 лет. Учеников начали неспешно эвакуировать, в то время как нервное напряжение росло и росло. Одного за другим по интеркому вызывали его одноклассников. Черед Сото наступил, когда большинство уже ушло. Его отец стоял в коридоре, он объяснил, что Соединенные Штаты подверглись нападению. Сото почувствовал, что его отец боится, раньше он не замечал страха в этом человеке.
Он мучительно пытался понять, что все же произошло. Несколько месяцев спустя Сото сбежал из Бронкса с 11-летним другом. Они доехали до Нижнего Манхэттена и подошли к обломкам Ground Zero, где когда-то стояли башни-близнецы. Там Сото сделал свой выбор. Он будет защищать Соединенные Штаты. Когда он будет достаточно взрослым, он призовется в армию…
Большинство его одноклассников не были связаны с уличными бандами, и не испытывали тяги к воинской службе. Почти все они собирались учиться в колледже и, казалось, могли отделить себя от воспоминаний о нападении на Нью-Йорк. Сото чувствовал, что он будто из другого мира и движется в другом направлении. Он выпустился в 2007 году и поступил в летние классы в колледж «Леман», но что-то явно было не так. Америка участвовала в двух войнах. И та и другая шла не так, как запланировано. Почему же он бездельничает? Он вышел из класса математики и пошел в офис вооруженных сил, где рассказал первому встретившемуся солдату, что хочет служить. Он хотел служить в пехоте, по его мнению, это была самая сложная, самая опасная работа.
В августе, когда Сото прибыл в учебку в Форт-Беннинг, штат Джорджия, ему был присвоен самый простой ярлык, который может быть у солдата: реестр № 242, было написано на ленте его простого зеленого шлема. Несколько сержантов, которые занимались его обучением, успели повоевать в Ираке и Афганистане; он считал их самыми впечатляющими людьми, которых он когда-либо встречал. Сото вернулся домой на каникулы с приказом явиться в январе 2008 года в Форт-Худ, штат Техас в расположение Первой пехотной дивизии, которая должна была отправиться в Афганистан. Боевые действия в Ираке шли уже с меньшим ожесточением. Пентагон переключил свое внимание на «Талибан», который в 2001 году была вынужден уйти из Кабула, но сейчас вновь укрепил свои позиции. Он отрезал отдаленные аванпосты и бросил вызов поддерживаемому США правительству на большей части территории страны.
В Форт-Худ Сото встретил командира отделения роты «Гадюка» старшего сержанта Нейтана Кокса. Кокс не был типичным сержантом — ему уже исполнилось 32 года. У Кокса был лоб с глубокими морщинами, намек на седину, диплом колледжа и уверенность в себе, полученная во время службы в Боснии и Ираке. Он по простому приветствовал Сото, с вежливостью, приобретенной в годы учебы в католической школе. Сото он сразу понравился. Кокс был татуированным книжным червем со склонностью к рефлексии. После службы под началом сержантов учебки, которые подавляли его, Сото тянуло к людям более спокойным, более сложным. Взводный, сержант 1-ого класса Томас Райт назначил Сото подносчиком боеприпасов в пулеметном расчете, должность для «гребанного нового парня» — на быстром пути к войне.
Бойцы роты были заняты подготовкой к командировке в Афганистан и проводили недели в поле, тренируясь в ходе длинных марш-бросков с тяжелыми рюкзаками и проводя стрельбы. Чем больше Сото узнавал сержанта Кокса, тем больше он понимал, что ему повезло работать с ним. Кокс служил в армии в 90-х годах, затем вернулся на гражданку и учился, чтобы получить степень бакалавра. Как и Сото, он был глубоко потрясен террористическими атаками в 2001 году. Он начал поговаривать о возвращении в армию. Но он воспитывал двух пасынков и маленькую дочь со своей будущей женой Энни и не хотел рушить семью, пока дети учились в школе. Он ждал до 2005 года. Когда его падчерица окончила среднюю школу, он второй раз принес присягу. Как и Сото, он вызвался добровольцем в пехоту. Кокс послужил в Ираке, прежде чем отправиться в Форт-Худ с Энни и их малышами, где он стал командиром взвода. От него ждали, что он сформирует из новой партии солдат боевую команду. Как и Сото, он был художником. Сото пел. Кокс рисовал. Иногда он рисовал проводивших брифинги офицеров, заполняя страницы своих тактических тетрадей образами в режиме реального времени.
К весне пошли слухи, что роту «Гадюка» отправят на Коренгальский форпост. Это было одно из самых опасных мест на карте Афганистана, его прозвали Долиной Смерти. Сото старался, чтобы нервозность остальных не передалась ему. Рота подтянулась. Его отношение к делу и серьезность были замечены; командование роты отправило его на курсы подготовки запасных санитаров, у него стало больше обязанностей. Кокс продолжал удивлять его. В то время как другие сержанты проявляли признаки стресса, этот человек не драматизировал ситуацию. Он проецировал четкое сообщение: «Это то, что мы делаем, мы знаем, что делаем, и мы будем продолжать это делать». Он не портит ничего этой болтовней о Коренгале, думал Сото.
Вертолет летел вдоль широкой и зеленой долины реки Кунар, протекавшей меж лесистых склонов. Когда вертолет направился к долине Печ, горные пики приблизились. На повороте в Коренгал, когда вертолет пролетал каньон, где самолеты часто попадали под огонь, сердце Сото билось быстро. Вертолет сел внутри периметра, образованного дотами вокруг фанерных лачуг. Солдаты выскочили из вертолета и укрылись за бруствером. Сото добрался до него, заметил мрачные лица своих сержантов и опустился на одно колено. Оружие в руке, капли пота на лбу. Ветераны из роты, на смену которой прилетела рота «Гадюка», смеялись.
«Гадюка». Название звучало впечатляюще. Теперь они были «гребанными новыми парнями».
Когда Сото и его сослуживцы прибыли в долину, американские военные находились в Афганистане уже почти семь лет — дольше, чем если сложить вместе гражданскую войну в Америке и участие США в Первой мировой войне. Цели войны и роли вооруженных сил менялись на протяжении времени. Вторжение в страну, чтобы наказать организаторов терактов 2001 года трансформировалось в нечто-то другое: оккупацию с открытой датой. Усама бен Ладен и мулла Мухаммад Омар, лидер талибов, пустились в бега, а элитные подразделения по борьбе с терроризмом остались в стране, вовлеченные в тайную войну с «Аль-Каидой» и ее союзниками. Но боевая служба в Афганистане теперь сочетала военные и гражданские задачи, включая удержание удаленных застав, организацию инфраструктурных проектов, помощь афганским министерствам, например, в регистрации избирателей и подготовке афганских военных и полицейских, которым, как уверял Пентагон, однажды доверят обеспечивать безопасность страны.
Ни у кого не было четкого представления о том, когда придет этот день…
В середине 2008 года, когда взвод Кокса прибыл в Афганистан, здесь насчитывалось 33 000 американских военнослужащих. Многие из них были дислоцированы на позициях в сельской местности, вокруг которых талибы давно организовали засады и расставили мины. Поэтому наземные патрули были опасным предприятием, а кое-где нельзя было использовать автотранспорт для доставки припасов. Грузы сбрасывались на парашютах или же доставлялись вертолетами, которые сами были в дефиците. Все это время Соединенные Штаты, которым противостоял враг, искушенный в терроризме и тактике партизанской войны, в полевых условиях проводили перезагрузку западной доктрины противоповстанческих действий с упором на защиту гражданских лиц, в тоже время, ужесточая правила ведения боевых действий. Фраза времен войны во Вьетнаме вновь была на устах — «завоевание сердец и умов». Рядовые шутили более мрачно. Война в Афганистане была «благотворительной войной». Аванпосты, которые часто строились вблизи деревень, где ненавидели иностранных оккупантов, назывались «губками для пуль».
В первые годы войны американцы время от времени отваживались на броски по берегам Коренгаля, и часто встречали вооруженное сопротивление. Но об этой долине особо никто не слышал вплоть до 2005 года, когда три «морских котика» попали в засаду и были убиты, а вертолет, брошенный им в поддержку, был сбит, унеся с собой еще 16 жизней. В 2006 году армейская бригада организовала форпост на низком хребте с пологим гребнем. На тактическом уровне создание форпоста может показаться оправданным. Этот район можно было легко оборонять. Все как по учебнику – с этой точки можно было контролировать реку и проходящие ниже тропы, а для посадки вертолетов было достаточно пространства. Но с точки зрения человеческой хуже ничего нельзя было придумать. Сеть укреплений построили на территории лесопильного и лесозаготовительного заводов, которые раньше принадлежали Хаджи Матину, местному лесному барону. Американское присутствие лишило работы некоторых из самых трудолюбивых людей долины, тех самых афганцев, что так хорошо знали горные тропы. Хаджи Матин теперь командовал многими бойцами долины, вставшими под знамя «Талибана»…
Когда Сото увидел долину впервые, у него захватило дух. Русло образовало зеленую полосу пахотных земель. Террасы из уложенного камня поднимались по склонам холмов, что пониже. Деревни цеплялись за уступы. Вверх в горы поднимались каменные откосы, побитые ветром. Это были не засушливая степь или коричневые горы, что доминируют в значительной части афганского ландшафта. Это были древние леса, разделенные спускающимися каскадами горными ручьями, которые питали реку с призрачным именем, место, которое не мог себе представить парнишка из Бронкса.
Но Сото вскоре взглянул на эту землю через иную оптику.
До форпоста можно было добраться по грунтовой дороге из долины Печ. Армия использовала этот сухопутный путь более года, отправляя грузовики в сопровождении вертолетов и бронированных «хамви». Зачастую впереди медленно двигающейся колонны шел взвод по расчистке трассы, занимавшийся поиском мин. Эта практика была хорошо известна всем воюющим и в распоряжении талибов были целые часы на подготовку засады. Без всякого намека на шутку армия окрестила эту грунтовку «трасса «Победа».
Вскоре после прибытия Сото уже сидел в башне «хамви», двигавшегося по дороге, и рассматривал деревню под названием Донга, стоявшую на противоположном берегу. В этот момент начался обстрел — позади вседорожника грохнуло, по корпусу застучали осколки и камни. «Гони!», — закричал он водителю и открыл огонь из пулемета 50-ого калибра, целясь чуть пониже облачка пыли, которое он заметил на противоположном берегу реки. Он расстрелял целый магазин, затем половину еще одного. Сержант Кокс сидел в «хамви» чуть ниже. «Эй, мужик, ты в порядке?» — спросил он Сото. «Нормалек», — ответил он. Сото начинал обживаться на новом месте.
В последующие недели после подрыва на мине погиб сержант и получили ранения два солдата из другой роты, пытавшиеся добраться в составе конвоя по трассе «Победа» до форпоста. Потом боевики организовали самую масштабную атаку в истории «Гадюки» — на передовой пост охранения «Вегас», на восточном берегу реки. Чтобы отразить нападение, рота «Гадюка» открыла массированный артиллерийско-минометный огонь, используя боеприпасы с белым фосфором. Два дня спустя штаб-сержант в Третьем взводе потерял сознание во время пешего патрулирования. Сото сам был в патруле, когда по радио сообщили: сержант умер. Патрулю Сото еще предстояло возвращение на базу. Поставь блок, подумал он. Выключи эмоции. Ты не можешь остановиться. Ты можешь подумать об этом сейчас, или же мы можем вернуться в безопасное место, и ты можешь подумать об этом позже. Сото решил поразмыслить об этом попозже. Ему было 18 лет, и он уже выключил часть своего «я».
Постепенно жизнь пошла по накатанной для пехоты колее. Дни были заполнены посещением деревень, организацией засад на маршрутах движения боевиков и долгими дежурствами, когда бойцы глядели и ждали нападения. Обе стороны двигались, исполняя заученные движения. Талибы стреляли из укрытия. Солдаты открывали ответный огонь. Затем нападавшие начинали отход, а американцы открывали плотный артиллерийско-минометный огонь. Обычно после этого прилетала авиация и начинала обстреливать или бомбить холмы. Взаимодействие с мирными жителями долины строилось аналогичным образом. Многие жители Коренгали были настроены против американцев. Признаки этого были повсюду — начиная с колючих взглядов и заканчивая деревнями, где не сыскать мужчин, способных воевать. Казалось, что Коренгал — это долина, где живут только женщины, дети и старики. Молодые мужчины прятались в горах. Американцы видели их только по пятницам, когда они откладывали оружие, чтобы посетить мечеть в Бабеяле. Иногда солдаты роты «Гадюка» стояли снаружи и смотрели, как их противник следует мимо них — ритуал в войне, который для Сото имел все меньше смысла, по мере того как он узнавал все больше. В Пентагоне говорили о том, чтобы отделить повстанцев от населения. Но что если, думал Сото, повстанцы и были населением? Тогда как поступать солдату?
Несколько раз ночью Сото видел как в лесу, в долине мечутся огоньки. Он был уверен, что это талибы переносят боеприпасы и оружие. Это сводило его с ума. Они могли воевать по своему усмотрению, а американские солдаты были связаны правилами, ограничивающими их способность входить в дома, правилами, регулирующими, когда они могли использовать свое оружие, правилами, регулирующими, когда и как они могли применять огневую мощь. Солдатам привили манеры и сдержанность. По мнению Сото, «Гадюка» была похожа на боксера, которому запретили использовать кулаки в споре с противником, которому разрешили бить первым.
6 сентября второе отделение форсировало реку и поднялось на крутой холм в Донгу. Другие солдаты организовали позицию на западной стороне. Боевики открыли огонь, пытаясь попасть в солдат на западном берегу. Когда стрельба стихла, Кокс и еще один сержант склонились над рацией. Они покачали головами и скомандовали всем приготовиться к возвращению на базу. Сото знал язык тела Кокса. Он понял, что что-то не так.
Над головой кружили вертолеты. После того, как второе отделение переправилось через реку и поднялось к дороге, Сото уже кипел от злости. Слишком многое происходило вокруг, а они не слышали об этом. Он думал, что он знает, почему. Когда отряд достиг позиции афганской армии, его злость превратилась в гнев. Он подошел к сержанту. «Скажи мне», — сказал он требовательно. «В кого попали?».
«В Найта», — сказал сержант.
Специалист Маркес Найт был опытным бойцом, побывавшим в Ираке. Он был убит в башенке «хамви», пуля снайпера попала в голову. Солдаты, сидевшие ниже, видели, как его ноги мгновенно обмякли.
Небеса обрушили на долину дождь и град. Сото из последних сил заставлял себя шагать к аванпосту, промокший, озябший, его сознание металось между онемением и ясностью. Тело Найта лежало в отсеке механиков, где солдаты воздавали ему последние почести. Поздно вечером, в темноте бойцы «Гадюки» собрались на церемонию. Минометчики запустили две осветительных мины — вспышка яркого света под развевающимся парашютом. Мины горели ярким светом и опускались с тихим свистом на землю. На земле плясали тени. Мины горели около минуты. Затем долина снова погрузилась во мрак.
Эта эскалация насилия была частью своеобразного момента в афганской войне — Джордж У. Буш готовился завершить свой последний президентский срок, в самом разгаре была президентская гонка между сенаторами Бараком Обамой и Джоном Маккейном… Из Вашингтона звучали обещания. Но, судя по политическому календарю, ожидать подкреплений в ближайшее время не приходилось.
После того как погиб Найт, командир взвода сержант Райт сказал Сото, что третье отделение направляется на наблюдательный пост и что Сото временно оставит второе отделение и присоединится к третьему. Сото не хотел идти. В конце месяца Коксу должно было исполниться 33 года и Сото заказал подарок — экземпляр «Над пропастью во ржи». Он заметил, что Кокс очень много читал. Даже когда времени было всего лишь на несколько часов сна, Кокс часто проводил часть этого времени с книгой. Литература служила убежищем. Мужчины поговорили о книгах, и Сото узнал, что Кокс никогда не читал Дж. Д. Сэлинджера. Он намеревался исправить это, точно так же, как он собирался выйти в очередной патруль именно со вторым отделением. Он разыскал командира своего отделения и попросил оставить его с его ребятами.
Кокс сказал ему, что он уже поговорил с Райтом и Сото придется идти с третьим отделением. На наблюдательному посту нужен медик, для этого Сото и готовили…
Сото выдвинулся с третьим отделением на наблюдательный пункт «Даллас», небольшую позицию над долиной, где солдаты по очереди дежурили у радиостанции и пулеметов, прикрывая своих сверстников, оставшихся внизу. НП был оборудован до крайности примитивно — несколько окопчиков, вырытых в скале и обоженной солнцем земле, обложенных мешками с песком. Солдаты спали на складных кроватях на неровной земле, вблизи бочки с отходами. В окопах было полно блох, а в воздухе роились мухи, перемещавшимися между экскрементами и всем остальным. Но некоторым солдатам нравилось здесь. В «Далласе» они могли забыть о правилах и рутине службы на более крупном форпосте. Одни на вершине хребта, где песня птиц наполняла воздух каждый рассвет.
20 сентября Второе отделение выдвинулось на севере по трассе «Победа» в сторону долины Печ на зачистку района, где на патрули американцев нападали так часто, что его прозвали «Аллея засад». Сото следил за его продвижением, дежуря у рации. Он услышал стрекот автоматического оружия, потом взрыв заряда РПГ и эхо. В рации послышался успокаивающий голос Кокса. Патруль сообщил по радио, что преодолел самый опасный участок.
Взрыв сотряс долину. Сото понял, что это значит. «Хамви» подорвался на мине.
Он ждал в нетерпении, вслушиваясь в радиопереговоры форпоста и патруля. В эфире звучало много голосов. Кокса слышно не было. Сото предположил, что Кокс был занят чем-то на месте взрыва, оценивая случившееся, помогая тем, кто ранен, командуя бойцами отделения. Другие бойцы добрались до места подрыва мины и описали то, что увидели. СВУ (самодельное взрывное устройство) вышибло «хамви» с дороги. Листы брони, крыша и двери были разбросаны по склону. Два бойца получили ранения. Еще двое — погибли. Наводчик, рядовой Джозеф Ф. Гонзалес, умер мгновенно. Как и сержант Кокс.
У сидевшего в горах Сото глаза налились слезами.
Только что погиб Найт, а теперь еще и Кокс, и Гонсалес. Сото уже не был тем подростком, что завербовался в армию защищать свой город. Вместе с горем, яростью и бессилием пришло и традиционное для пехотинца понимание: лучшие парни всегда, кажется, проигрывают, думал он. Ребята, которые, по вашему мнению, готовы воевать и умственно и физически — ребята, которые, как вы думаете, вернутся домой, — это не те ребята, что действительно вернутся.
В «хамви» Сото обычно сидел прямо за спиной Кокса. Если бы Райт не отправил его на НП «Даллас», если бы Сото смог убедить не переводить его в другое отделение, в момент взрыва, который разнес вседорожник на части, он сидел бы на своем месте, вместе с аптечкой первой помощи.
В декабре он получил отпуск, умерла его сводная сестра. Выход во внешний мир был непростым. Сото прилетел в Джалалабад, потом перелетел в Баграм, впитывая в себя новую действительность, потрясенный обнаружившимся контрастом: столовые, где было полно еды, военторги со всякой мелочевкой, солдаты в очередях в магазинах напитков, но не в обильных душевых. Эти парни выбрасывают еду, думал он. В Нью-Йорке он чувствовал себя еще более неуютно. Он остановился у своей бабушки, которая ему и готовила, и нарадоваться на него не могла. Но она не задавала никаких вопросов, будто не хотела ничего знать. Он не мог связать свою жизнь на форпосте со своей идеей предотвратить террористическую атаку на Америку.
Барак Обама только что был избран президентом. Война в Афганистане вскоре должна была перейти в новое качество. Но колеса большой политики вращаются медленно, и любые новшества, что могли повлиять на ход боевых действий, вряд ли произойдут достаточно скоро, чтобы иметь значение для его взвода, который все еще был вынужден ввязываться в перестрелки. Сидя дома, под присмотром бабушки, Сото чувствовал себя виноватым за то, что был в отъезде. Когда пришло время возвращаться в долину, он почувствовал облегчение.
Когда он приземлился, то узнал новые плохие новости. В то время пока он был в отпуске, погибли еще три парня из взвода. Повстанцы сбили вертолет. Большинству сидевших внутри удалось выбраться, но погиб сержант…
Взгляды Сото на войну еще более ожесточались… У американских солдат не было шанса завоевать симпатии жителей Коренгали ласковыми беседами или с помощью проектов развития, у них не было шансов победить боевиков, блуждая вокруг форпоста или же пытаясь посещать деревни днем. В тех новостях о войне, что он читал, старшие офицеры рассказывали то, что должны были сказать — об американцах, которые тренируют афганские войска, о привлечении афганского населения на свою сторону, о том, что талибы теряют почву под ногами. Командиры не упоминали то, что видел он: большинство афганцев, живущих в долине, не собирались мириться с их присутствием, армия Афганистана выживала только под защитой американцев, и такие подразделения, как его, большую часть времени проводили, пытаясь обеспечить свое собственное выживание.
Когда их форпост посетил полковник, приехавший в короткую командировку, командование роты собрало команду для его сопровождения. Сото рассказали, что до тех пор, пока не прилетели ударные вертолеты, он и носу наружу не высунул. Он боится, думал Сото. Он рассматривал свою Армию как огромную корпоративную организацию, где придавали такое значение лозунгам, в то время как рядовые бойцы на своей шкуре испытывали планы, которые не сработают. Мы здесь, потому что мы здесь, размышлял он, покуда на смену зиме шла весна. Мы здесь, потому что сюда прибыло и обосновалось другое подразделение, и мы их заменили, и никто не знает, что делать дальше. Его цель теперь была простой: сделать так, чтобы его друзья выжили.
А потом пришел приказ устроить на хребте засаду.
Свет дня тускнел. На смену сгущающейся синеве пришла чернота. Сото опустил монокулярное устройство ночного видения, закрепленное на шлеме, к своему прицеливающемуся глазу и включил лазер целеуказания. Тонкая зеленая линия протянулась от дульного среза его винтовки — невидимая для тех, у кого не было приборов ночного видения, ослепительно яркая для бойцов Второго взвода.
На небе высыпали звезды. Командир взвода лейтенант Смит, недавно выпустившийся из школы рейнджеров, в долине был новичком. Он демонстрировал хорошую физическую форму, энтузиазм и понимание тактики. Он был бывшим штабс-сержантом, такое же звание было и Кокса, а потому люди ему в известной степени доверяли, в отличие от новоиспеченных лейтенантов. Но он раньше не служил в пехоте… Я понял, что ты новичок, я понял, что у тебя свежие ноги, думал Сото. Я не хочу потерять еще одного товарища или умереть , потому что ты пытаешься выглядеть крутым.
По плану Смита, разведчики должны были занять позицию вверх по склону и наблюдать за тропой, в готовности дать сигнал, если они кого-то заметят вблизи. Они вышли цепочкой. Сото уже думал о том, что их ждет скучная ночь. Рядом сидел радист в наушниках, слушал эфир. Он расстелил пончо и открыл сухой паек, готовясь к необременительному времяпровождению.
К нему бежал Смит, он что-то быстро шептал. «На тропе кто-то есть». Радист спросил, возвращаются ли разведчики.
«Нет», — сказал Смит. «Это талибы». И метнулся в сторону.
Сото услышал, как позади него кто-то шевелится. Смит присел между ним и специалистом Молано. Он прошипел, что как только что сообщили разведчики, сюда идут вооруженные люди, в общей сложности, человек 10-15.
Сото вошел в то своеобразное состояние, которое овладевает бойцом за секунды до боя — ощущение абсолютной, опьяняющей ясности. Актеры в долине поменялись ролями. На этот раз кто-то другой направлялся в ловушку. Он снял винтовку с предохранителя. Окружающий его мир исчез, остались только навыки, которым его учили: контролируй свой сектор, готовься убивать. Сейчас его задача была ждать. Только Смит должен был решить, те, что идут сюда, они комбатанты? Если он решал, что это талибы, то отдавал приказ на поражение. Только он мог отдать команду открыть огонь.
Сото всматривался в прибор ночного видения. Он слышал, как бьется его сердце.
В тусклом зеленом свечении окуляра нарисовался силуэт человека. Он был вооружен винтовкой. Позади него показался второй мужчина. Он тоже был вооружен. В поле его зрения появились еще два человека. До них было где-то метров тридцать. Идущий впереди остановился. Он направил фонарик на землю, и быстро включил и выключил его.
Сото понял, что он был прав. Бойцы «Талибана» больше не были призраками. Он все время был прав, когда видел фонарики и подозревал, что талибы открыто передвигаются ночью. На него нахлынуло спокойствие. Приближающиеся к нему люди вскоре должны были умереть.
В поле зрения появился пятый мужчина. У одного за плечами торчал гранатомет. Другой нес пулемет на плечах. Многие боевики двигались расслабленно, бок о бок. Они стали слишком в себе уверенными. Сото никогда не видел талибов так близко, по крайней мере, вооруженных. Они не были похожи на легендарных моджахедов. Эмоции пронеслись сквозь него: гнев смешался с отвращением. Вы держите меня на другой стороне света, на этой горе, чтобы я воевал с этими парнями, а они даже не знают, что они делают?
До идущего впереди оставалось метров 18.
Лучи лазеров уже зафиксировались на первых двух мужчинах. Одна зеленая линия тянулась ко лбу первого; другая рисовала на его груди восьмеркообразную фигуру. Второй человек был также помечен.
Сото взял в прицел человека с пулеметом и зафиксировал луч лазерного целеуказания между ремнями на его груди.
Вооруженные люди приблизились меньше чем на 13 метров, потом до них было уже меньше 10. А за ними шли все новые и новые бойцы. «Где Смит? — подумал Сото. Давай, чувак. Сделай это». Пулеметчик находился на расстоянии менее четырех метров. Казалось, что сердце Сото сейчас разорвется.
Идущий впереди талиб остановился. Бойцы позади него — тоже. Дрожащие зеленые лучи лазеров тыкались в их лица и грудные клетки. Сото хотелось заорать. Давай, давай, давай, Смит, давай, — Смит активировал мину «Клеймор». Взрыв сотряс лес. Стальные шары врезались в патруль «Талибана». Голос Смита звучал в темноте. «Огонь!» — скомандовал он. «Огонь! Огонь!». Сото несколько раз выстрелил в грудь человека, несущего пулемет. Человек упал на колени. Сото продолжал стрелять, даже когда мужчина уже распластался на земле. Сквозь монокуляр прибора ночного видения он осмотрел столпотворение. Несколько боевиков «Талибана» упали там, где стояли. Другие шатались и разбегались. Трассеры рикошетили от камней, выписывая яркие дуги. Сото стрелял в убегающих мужчин. Он думал, что он попал, но не был в этом уверен.
Первый человек, в которого выстрелил Сото, приподнялся. И нырнул в кусты. Взрыв гранаты сотряс лес. Сото услышал знакомые голоса. Он закричал, что он в порядке, меняя магазин винтовки. Стрельба прекратилась. «Приготовьтесь к контратаке!» — раздалась команда.
Сержанты ходили по позициям патруля, проверяя личный состав. Кто-то сказал, что ни один из американцев не пострадал. Сержант привел Сото и двух других солдат в зону убийства, чтобы обыскать мертвых. Сото нашел тело пулеметчика, которого он убил. Вблизи, при свете фонарика он выглядел лет на 16. По лесу были разбросаны еще тела. Сержант надел латексные перчатки и выворачивал мертвецам головы, чтобы сфотографировать для отчета разведки. Второй взвод убил более 10 боевиков «Талибана». Теперь ему нужно было вернуться, чтобы избежать жертв в собственных рядах.
Взвод двигался вниз по склону, разведчики шли впереди. Внезапно опять началась стрельба. Сото шел далеко позади, он и бойцы рядом с ним начали скользить вниз, хватаясь за кусты. Они обнаружили разведчиков, стоявших над телами еще трех талибов.
Взвод продолжил движение. Сото перестал контролировать свои мысли. Он испытывал чувство гордости. Он и его друзья убили людей, которые убивали их. Возмездие приносит удовлетворение, на самом базовом уровне. А этой ночью, думал он, им удалось нечто большее, чем просто отомстить. Потери талибов могли подорвать их боевые возможности.
Бойцы «Гадюки» перебралась через реку перед рассветом и взобралась на холм, к воротам форпоста. Ожидавшие их бойцы весело их приветствовали. Сото слышал, как люди говорили, что его взвод сделал большое дело. Повара приготовили горячую пищу, и солдаты, оказавшись в относительной безопасности, громко и быстро разговаривали, переживая эмоционально то, что они сделали.
Сото отпустило. Его ноги дрожали от судорог. Он работал по руки в крови, обыскивая теплые, окровавленные тела бойцов «Талибана», разорванные пулями и минами «Клеймор». Он помылся, раздевшись и вылив себе на голову несколько бутылок с питьевой водой. Уровень адреналин в крови понизился, и это позволило ему осмыслить, что произошло. Он понял, что ошибался в одном. Смит был прав. Он провел их через самую успешную операцию этой командировки. Но теперь он сомневался, что эти убийства как-то повлияют на положение роты. Механизм долины работал по другим правилам.
Сото проснулся к шоу. Жители деревень шли к хребту. Кое-кто нес самодельные носилки, одни были похожи на кровать. Коренгальцы забирали своих мертвецов. Американцы наблюдали за ними через прицелы и бинокли. По прошествии нескольких часов афганцы медленно спустились, унося с собой тела, завернутые в простыни.
Незадолго до этого к воротам форпоста подошли старейшины и попросили о разговоре с командиром «Гадюки» капитаном Джимми Хауэллом. В обычных обстоятельствах их вытянутые лица могли бы заставить других замолчать. Но форпост кипел. Боевой дух «Гадюки» взлетел вверх после сведения счетов. Солдаты ухмылялись. Наконец начался неуклюжий диалог. Хауэлл сел меж посетителей. Американцы допустили ошибку, сказали они. По их словам, в горах потерялся ребенок, который собирал там пропитание, и жители деревни отправили поисковую партию, чтобы найти ее. Вот их то и убила «Гадюка», сказали они.
Хауэлл подождал, пока не выскажется последний старец. Затем он ответил. Рассказ старейшин, по его словам, был одной из самых нелепых баек, которые он когда-либо слышал.
После засады Сото был назначен радистом при Смите. Взводу было поручено наведаться в Ланьеал, деревню через реку от Алиабада. По ней фактически проходила линия фронта, дальше уже начиналась зона, где господствовали талибы. Марш-бросок туда был рискованным предприятием. Бойцам предстояло двигаться по западному берегу реки, который часто обстреливали талибы. Именно там погиб Найт. Затем им предстояло спуститься к месту, где река раздваивалась. Тропа была узкой, а река разбухла от дождей и снега. Перейти ее нужно было по деревянным мосткам. Первые были шириной меньше метра. Вторые — просто деревянной доской. Первый лейтенант Джон Родригес, командир «Гадюки», шел вместе со Смитом, который все еще осваивался на местности.
Когда взвод выдвигался, моросил дождь. По долине плыли клочья тумана. Грязь была скользкой как жир. По пути вниз солдаты встретились с старцем по имени Зарин, шедшим вверх. Родригес знал его. Двое мужчин побеседовали, стоя под дождем. Зарин сказал, что опасности впереди нет.
Перейдя по мосткам над западным руслом, солдаты выстроились в цепочку.
Рвануло прямо перед ним, в воздух взлетел конус грязи. Сото швырнуло на землю. Через мгновение наступила тишина. В ушах у Сото звенело.
Пули щелкали по земле, огонь становился все более плотным. Сото заставил себя привстать и бросился вниз по течению реки, прыгая по валунам. Он увидел впереди кучу бревен и направился туда, антенна радиостанции качалась за спиной. Он добрался до бревен, опустился на колени, направил свой М4 вверх и выстрелил.
«Стой там!», — крикнул Смит. «Остаться! Там!»
Сото не мог разобрать команду. Шум потока и стрельба глушили все звуки. Он подумал, что Смиту нужна радиосвязь. Он побежал по берегу и прыгнул в холодную воду, ощутив вес рюкзака и радиостанции, когда его ноги коснулись дна. Через реку, метрах в тридцати стояло каменное здание. Пули рвали воздух. Сото рванул через ручей, изо всех сил пытаясь оставаться в вертикальном положении. Он пересек ручей и побежал к солдатам в здании.
Послышался свист, взорвалась сброшенная с самолета бомба. Там где стояло еще одно здание, взметнулось грибовидное облако. Смит сказал солдатам под Ланеалом, чтобы они готовились к отходу. Теперь это был их шанс. Поставив дымовую завесу, они вернулись тем же путем в Алиабад. Здесь они сгруппировались в переулках, началась перекличка. Командиры подсчитывали боеприпасы. Настроение улучшилось. Они выжили в еще одной засаде и были в восторге от того, что остались в живых.
«Деуотер?» — раздался чей-то голос.
Никто не ответил. Рядового Ричарда Деуотера не было Алиабаде.
Сото начало тошнить. Он связался по рации с форпостом, проверить, вдруг Деуотер вернулся на базу. Деуотера там не было. Приближались сумерки. Солдаты перешли через мостки. Взвод шел, рассредоточившись, по пшеничным полям к месту взрыва.
«Я нашел его», — раздался чей-то голос. Сото развернулся. Там был сержант. Деуотера видно не было. «Посмотри сюда», — сказал сержант, и посветил фонариком в крону дерева. Безжизненное тело Деуотера свешивалось с ветвей. Его шлем был у него на голове. У него не было ноги.
Другой сержант поднялся на дерево и высвободил тело. Солдаты положили его на носилки.
За ними наблюдали афганские солдаты. Один поднял камеру. Что-то в Сото щелкнуло. Он встал перед объективом. «Ты, что, сука, делаешь?» — закричал он. «Вы что снимаете?! Мы вас не фотографируем. Опусти камеру». Он толкнул мужчину. Афганские солдаты расступились. Процессия вышла к дороге и повернула на север, двигаясь в темноте под холодным дождем.
В следующем месяца на форпост на смену роте «Гадюка» прибыла новая партия бойцов, из Четвертой пехотной дивизии. Они были аккуратно побриты и заметно подтянуты, носили новенькую форму, у них были новые рюкзаки и новые мягкие резервуары для воды. Они выглядели заряженными энергией, от которой у роты «Гадюка» остались лишь неясные воспоминания. Мы все хотим, чтобы им повезло, думал Сото. Нужно было столько всего им рассказать и так мало на это времени. Некоторые из бойцов, стесняясь того, что им предстоит сменить закаленное подразделение, воспринимали попытки учить их в штыки. На Коренгальском форпосту снова менялся личный состав, хотя армия уже пыталась понять, какие преимущества ей дает позиция в долине…
В этот месяц командир «Гадюки» капитан Хауэлл, отправил письмо через старейшин Насрулле, местному лидеру движения «Талибан». Он предложил отвести часть войск в обмен на обещание талибов заключить мир с афганским правительством и не использовать Коренгал для проведения атак. В ответном письме Насрулла писал, что, возможно, стороны смогут договориться, если американцы примут ислам. А до тех пор, писал Насрулла, гореть Нью-Йорку и Лондону синим пламенем.
Последние недели пребывания в долине выдались для Сото крайне непростыми. В «Нью-Йорк Таймс» появилась его фотография, сделанная через несколько секунд после гибели Деуотера. В своей квартире на Морриз-авеню в Бронксе его бабушка уставилась на фотографию и заплакала. Друзья писали ему в Facebook и по электронной почте, призывая его поберечь себя. Он болезненно воспринимал это внимание к своей персоне. Ожидание гибели облегчало его работу. Теперь он почувствовал, что должен выжить.
К середине июня им оставалось лишь одно — переброска вертолетом ночью в Баграм. Сото и небольшая группа бойцов сидели в посадочной зоне, в пыли, облокотясь на набитые рюкзаки. Рядом — отсек механиков, где в мешках для трупов дожидались отправки на родину останки людей, которых они знали. До окончания его командировки оставались считанные минуты.
Откуда-то появился первый сержант. Садившийся вертолет взметнул клубы пыли. Сержант ухватился за Сото и проорал ему: «Ты кто?»
«Сото!», — прокричал он сержанту в ответ.
«Сото?». Первый сержант сунул ему в руку медальон в виде монетки с эмблемой роты, на память о командировке. «Дружище, ты действительно это заслужил».
Сото высоко оценил эти слова. Уважение стоило гораздо больше, чем медали. Это было подлинное чувство, в отличие от многих медалей, которые он видел. В вертолете он пристегнулся на своем месте и включил свой iPod. Он нервничал — именно здесь они стреляют, подумал он, — но вертолет быстро вышел из опасной зоны и лег на курс.
После того как рота «Гадюка» покинула Афганистан, новые командиры, в чью зону ответственности входила долина, поддержали точку зрения уезжающих офицеров и пролоббировали закрытие базы в Коренгале. В рамках переоценки кампании в северо-восточных долинах Афганистана, увидевшей свет в середине 2009 года, они пришли к выводу, что «нехватка ресурсов и активизация противника подводят к необходимости по новому расставить приоритеты». Удаленные укрепленные позиции, отмечали эти командиры, увязывают «ограниченные силы США в войне на иcтощение, где инициатива принадлежит повстанцам». Хотя в этом документе и были заложены некие оптимистические прогнозы, фактически это было звенящее описание поражения. На бумаге было описано то, что Сото знал из первых рук — без перечисления потерянных жизней. Новые командиры предложили передислоцировать войска вниз по течению, поближе к городам, где проживало больше афганцев. Судьба базы была решена. Ее закроют.
Сото в это время служил в Форт-Худ и ничего не знал об этой дискуссии. До окончания срока службы оставалось еще два года, и он изо всех сил пытался приспособиться к медленной жизни пехотинца, тянущего службу в пределах США. Он попросился обратно в дело, и был переведен в 82-ю воздушно-десантную дивизию, которая в начале 2010 года отправила его в Порт-о-Пренс, на Гаити, помогать пострадавшим от землетрясения. В тот апрель он помогал раздавать питание оставшимся в живых, когда услышал об уходе из Коренгаля. Почему потребовались годы, чтобы признать ошибки? — спрашивал он себя. Вдруг вы осознали, что, может быть, это не работает? Но он все еще служил в армии, где за ним наблюдали командиры и ему нужно было исполнять свои обязанности. Он поступил сообразно тому шаблону, который вывел для себя в 18 лет, когда его друзья и сержанты начали погибать. Он заблокировался.
В 2011 году его подразделение было отправлено в Ирак, чтобы помочь выводу американских войск из этой страны. Теперь он был сержантом, лидером команды, в третьей командировке. Он набрался опыта и нарастил мышечную массу, обзавелся скептицизмом и татуировками. Командировка в Ирак не была похожа на афганскую. Он и его команда были частью системы охраны аэродромов, откуда взлетали самолеты, уносившие все, что хотел сохранить Пентагон. Повстанцы, похоже, решили отпустить их с миром. Сото не участвовал в боевых столкновениях; он проводил больше времени в спортзале, чем на патрулировании. Но он научился сомневаться в официальных военных реляциях. Когда в конце того года он прилетел в Кувейт, в числе последних уходивших из Ирака американцев (это было еще до того как крах иракской армии перед лицом наступления Исламского государства заставит Пентагон вернуться), у него не было ощущения что мир здесь воцарился надолго…
К этому времени администрация Барака Обамы уже не пыталась как-то развернуть ход афганской кампании. Увеличение американского и натовского контингента, последовавшее вслед за командировкой роты «Гадюка», достигло пиковых значений, и шло все больше новостей о боевых действиях в местах, о которых мало кто из американцев когда-нибудь слышал. С притоком денег, оборудования и советников увеличилась численность афганской армии и полиции. Последний по времени план состоял в том, что американцы обеспечат безопасность сельских районов страны, туда придут государственные службы, а затем контроль над сельскими районами перейдет к афганским войскам.
Но министерства и армии нельзя переделать за несколько лет, и многие американские подразделения были отправлены в малонаселенные районы и на те же с трудом удерживаемые позиции, которые, по мнению предыдущих командиров, были неэффективными, рискованными и не стоили той цены, которую за них приходилось платить. Казалось, что очередная порция старших офицеров ничему не научилось у своих предшественников….
Сержант Роберт Сото вышел в почетную отставку в 2012 году. До Нью-Йорка он добирался на грузовике, буксировавшем красный «Шевроле Камаро», который он содержал в такой же частоте, как и винтовку, которую он оставил позади. Война пришла в его город, когда он был еще ребенком. Теперь он был готов попробовать пожить в мире. Он перебрался со своей бабушкой в Бронкс и воспользовался льготами для бывших «джи-ай», чтобы поступить в колледж «Монро». За исключением нерегулярных визитов в ближайший центр по делам ветеранов для лечения тревожного состояния и бессонницы, он никому не рассказывал о своем статусе ветерана.
В 2014 году он перешел в Колумбийский университет, где так же избегал ветеранов… Иногда он пил, чтобы заснуть, достаточно много, что вызвать обеспокоенность друзей и бабушки, но в тоже время он получал хорошие оценки, оставался социально активным. В 2107 году он выпустился со степенью в области политологии… Но он мечтал о том, чтобы стать музыкантом. Он работал неполный рабочий день — на стройках, установке и демонтаже удалении лесов, в детских садах — и пытался пробиться в музыкальную индустрию. Он рос на улице, а затем на войне. Писать музыку — это было как реанимация его давней мечты стать исполнителем…
На излете этой весны, перед записью в арендованной звуковой студии возле Таймс-Сквер, Сото посетил свою бабушку, жившую на Морриз-авеню. Вместе с отцом они начали перебирать вещи в шкафу, где хранилась его старая униформа и вещи, привезенные из армии. В этой коллекции была и небольшая посылка из магазина Amazon. Сото получил ее в 2008 году, когда вертолет доставил почту на Коренгальский аванпост. Упаковка была порвана, но содержимое уцелело — книга в мягкой обложке, обернутая в подарочную зеленую бумагу. Золотая ленточка, которой она была обвязана, оставалась девственно чистой. Это был экземпляр «Над пропастью во ржи», которую он заказал на 33 день рождения сержанта Кокса. Посылка была доставлена после гибели Кокса.
Текст: C. J. Chivers / Алексей Баусин (перевод)
Источник: