Русские бандиты, темница с секс-рабом в подвале, Дик Чейни и десятки воняющих кошек. Это рассказ девушки, которая несколько лет работала мастером-кабельщиком в США.

* * *

Сложновато описать типичный день кабельщика. Давайте лучше о первом вызове. Это была кошатница, к тому же скопидом. Пришлось помазать верхнюю губу ментоловой мазью, чтобы хоть как-то заглушить пропитавший половики и стены запах кошачьей мочи.

Бахилы спасали не хозяйские ковры от грязи с ботинок, а мои подметки. Естественно, проблема оказалась в том, что коты перегрызли кабель, так что прежде чем устранить поломку, пришлось наткнуться на мумифицированную дохлую кошку за телевизором.

Резкий запах аммиака пропитал мой рабочий комбинезон и волосы. Он так и не выветрился до приезда к следующему клиенту.

Кто был вторым — уже и не вспомнить. Может быть, это была та домохозяйка из Грейт-Фоллс, штат Вирджиния. Она открыла мне дверь в чем-то маленьком, черном и откровенном. Не скажу, что именно на ней было надето: я старалась сфокусироваться на зрительном контакте, чтобы не замечать наготы.

Она явно ожидала увидеть на моем месте мужчину. А я — лесбиянка ростом в 180 сантиметров.

Если бы я появилась в дверях вашего дома в рабочей форме и со стрижкой, которую парикмахеры называют «интернациональный лесбийский стиль», вы бы наверняка приняли меня за мужика. Так происходит в большинстве случаев.

Но та женщина оказалась одной из немногих, кто сразу понял, что я не мужчина. Она накинула халат, пока я меняла блок приема кабельного телевидения, а потом спросила не нужно ли мне в туалет. Мне она понравилась.

Я проработала 10 лет кабельным техником в штате Вирджиния и пригородах Вашингтона. Особняки, квартиры, халупы, клиенты, телефонные столбы, пробки, жуки и змеи, жара и холод — все смешалось за эти годы в моей голове.

Я уже не могу вспомнить, какую работу выполняла вчера, если в тот день не произошло ничего из ряда вон.

Но я видела то, о чем не имеют понятия люди, работающие в офисе: это сама Америка в исподнем, как она есть.

Все эти странные явления гротеска и лицемерия.

Позже я расскажу вам про Дика Чейни (вице-президента США в администрации Джорджа Буша-младшего — прим. ред.), а сейчас вспомнился лоббист, выступавший против сексуальных меньшинств.

Весь его кабинет был увешан благодарностями в рамках от организации Focus on the Family (общественная христианская организация, чья деятельность направлена на «защиту установленного богом института семьи» — прим. ред.) и фотографиями с видными крайне-консервативными республиканцами.

Комната его сынишки была выкрашена в розовый цвет и завалена куклами Барби.

Малыш сказал мне, что считает себя мальчиком, а то, что на нем надет сарафан — так это просто мило и красиво.

Я согласилась, что его наряд действительно прелестен, и малыш просиял. Его отец-лицемер благодарил меня за работу, а я едва сдерживалась, чтобы его не послать.

Почему, мать твою, ты так усердно трудишься над тем, чтобы сделать окружающий мир более враждебным для собственного ребенка?!

Но я так и не задала этого вопроса, просто стояла и смотрела на него, пока он не отвел взгляд. Мне нужна была эта работа. А мальчик, когда вырастет, станет ненавидеть своего отца.

Что там было дальше? Давайте о том парне, чья заявка пришла с пометкой «гневная». И поверьте, это совсем не то, что вы хотите увидеть в своем листе задач. Сразу понятно, что это будет не дама в неглиже, а какой-нибудь мужик, который расстегнет ширинку и достанет свой пенис, пока я ковыряюсь с его телеком.

Еще хуже, если к пометке «гневная» есть приписка «повторная заявка». Значит там был кто-то из ремонтников до меня.

Но я не могу ему позвонить, а он не сможет меня предупредить: «осторожнее, этот тип просто конченый мудак».

Приходится быть готовой ко всему. А случается всякое: и рыдания, и угрозы.

Просто представьте, что вы в доме чужого человека, вы не знаете это место, не представляете, куда ведет коридор, что находится за той дверью, есть ли в помещении оружие.

А теперь представьте, что вас припирают к стенке и орут.

Конечно, по правилам разрешается покинуть дом, если я чувствую опасность. Но нет уверенности, что это всегда возможно. Даже если сбежать, потом, в любом случае, придет «гневный повторный вызов», а ты потеряешь баллы, которые нужны, чтобы выполнить план и получить полную зарплату.

За каждый заказ ты получаешь определенное количество очков. Отключить линию — четыре балла, провести интернет — 12 баллов, 10 — за вызов по поводу обрыва кабеля. Чтобы выполнить план надо набрать 120 баллов за день.

10 баллов за обрыв кабеля я получаю независимо от того, удалось ли устранить проблему. Нельзя просто так взять и начать хозяйничать на соседской лужайке или раскурочить тротуар, чтобы найти место обрыва.

Но в тот раз все дело было в бассейне, который владелец дома решил вырыть на заднем дворе. Я это поняла сразу, но хозяин настойчиво приглашал меня взглянуть на неработающий декодер.

Пришлось вежливо согласиться — фанаты Fox News (крупный информационный американский телеканал, известный консервативной, прореспубликанской позицией — прим. ред.) особенно любят звонить и жаловаться на грубость техников.

Я ему сообщила, что для проведения новой линии придется подождать от семи до десяти дней. Он недовольно процедил сквозь зубы, что хочет знать конкретную дату.

Раздражаясь все больше, он спросил мое имя, я представилась — Лорен. Но он услышал Ларри, видимо, потому что это имя в его голове больше соответствовало тому, что он видел перед собой.

«Послушай Ларри, почему я должен был торчать тут с часу до трех, когда ты явился в 3:17? — начал он. — Это так ты себе представляешь хороший клиентский сервис, Ларри? А теперь ты говоришь, 7-10 дней! Знаешь, Ларри, я устал слушать это дерьмо».

За этой сценой наблюдала с кухни его жена, натиравшая чистую столешницу. После она украдкой подошла к моему фургону и извинилась, обратившись ко мне «мэм». Это и другое было приятно.

«Просто, понимаете, когда у него ловит Fox, он ненавидит Обаму. Но когда телевизор не работает….», — она явно сдерживала слезы, и сколько дней или лет она держалась, знает один бог.

Она явно его боялась, то и дело бросая встревоженный взгляд через плечо. «Простите. Правда лучше, когда у него есть Fox», — выдавила она.

Я вышла из машины и проверила соединение соседей, которых не было дома. Мне повезло — через одного из них можно было настроить временный удаленный доступ.

Пусть ублюдок выпускает ярость перед телевизором за просмотром политических ток-шоу. На двери соседа я оставила записку с каким-то враньем насчет экстренной необходимости воспользоваться его интернет-соединением.

* * *

После этого было много ничем не примечательных заказов, но мне нравилась эта работа. Были и милые песики, и страшные пауки. К последним со временем я привыкла, а потом и вовсе перестала замечать укусы насекомых.

Моими любимыми клиентами были «синие воротнички» (так в противовес «белым воротничкам» — офисным работникам — называют рабочих за стандартный синий цвет их спецовок — прим. ред.). Такие никогда не заявят: «Я хотел бы, чтобы ремонтники входили через заднюю дверь». Они не считают тебя заведомо идиотом только потому, что на работе ты носишь беджик с именем, а твои руки в мозолях. Включая их телевизор, ты не натыкаешься на Fox. Они практически единственные, кто оставляет чаевые.

Иногда приходилось лазить на чердак. Когда снаружи больше +30 — внутри настоящая душегубка. Потеешь так, что кажется, скинешь половину своего веса.

Приходится работать очень быстро. И никому из клиентов ни разу не приходило в голову проверить, не превратилась ли ты там в бифштекс средней прожарки. О том, чтобы по такой погоде перенести вызов на утро, тоже обычно никто не задумывается.

Вообще гуманность — намного более редкое человеческое качество, чем мне казалось до устройства на эту работу.

Как-то одна дама хотела, чтобы я забралась в ее затопленный подвал. В этот самый момент мы наблюдали через открытый лаз проплывающую в воде змею. «Не бойтесь, это не щитомордник», — успокоила она. Конечно, черт возьми, это сразу изменило все дело.

Еще была женщина с бульмастифом по имени Отто. Ее саму я не очень хорошо помню, но вот собака! Обожаю бульмастифов с их огромными тупыми мордами.

Когда я сказала, что нужно спуститься в подвал, она смутилась: «Правда очень нужно? Там такой бардак». Я ответила, что да, проблема с сигналом внутри дома.

Еще она была очень высокая, выше меня, вот что я запомнила. Учитывая то, что я увидела позже, это явно было ей в плюс. Я ответила так, как всегда отвечаю на попытки заказчиков выступать с обвинениями во вторжении в частную жизнь:

«Если у вас там не сидит запертый в клетке ребенок, мне плевать».

Тут пришло время сказать, точнее предупредить: если вы у себя дома разбили маленькую плантацию марихуаны, я готова этого не заметить, нет проблем.

Но не ставьте трехдолларовый сплиттер, если не хотите, чтобы в один прекрасный день в ваш подвал полез кабельщик. Придется отдать ему целый мешок травы, чтобы успокоить вашу паранойю.

А вообще, я обожаю укурков. Они никогда не скандалят, никогда не звонят с жалобами. Но запомните, место за телевизором — не самое лучшее, чтобы спрятать свой бонг, когда вы вызываете мастера.

Но вернемся к хозяйке Отто. Она улыбнулась и сказала: «Это не ребенок». Я на секунду оторопела, а она пошла вниз предупредить о том, что я сейчас спущусь. В импровизированной подвальной темнице в клетке сидел мужчина…

* * *

Была ли там проблема в дешевом сплиттере, я уже не помню. По прошествии этих лет и темницы в подвалах перестали производить впечатление. А вот секс-работницы всегда оставляют неплохие чаевые.

Другая заявка была от коротышки-чмошника, похожего на заварочный чайничек. Он явно бил своих детей — такое видно во взгляде, чувствуется в атмосфере дома.

Он прошел за мной в кабинет и потерся о мою задницу, когда я нагнулась, чтобы отключить модем. И я намеренно позволила ему сделать это. Обычно понятно, какому мужчине ты не сможешь вовремя дать отпор.

Таких полным-полно, и я их никогда не забываю. Они будто впитываются в твою кожу, как запах кошачьей мочи, и ты ничего не можешь поделать. Поэтому я скорее радуюсь, что меня часто принимают за мужика. Но иногда приходится взвешивать «за» и «против» — допустить худшее или сразу сбежать в свой фургон.

Это был один из тех подонков, чей костюм стоит дороже моей машины. Сколько стоила его улыбка — невозможно даже прикинуть. Он жил в трехэтажном особняке с лифтом, и, очевидно, считал меня такой же своей собственностью.

А я разбила ему нос плоскогубцами и, пожалуй, это было их лучшим применением.

Он обозвал меня мужикобабой. Я потеряла баллы и, надеюсь, угробила его костюм.

Я убежала в свой фургон. За годы он стал моим домом, моим офисом, моей столовой. Внутри я чувствовала себя в безопасности. Я могла на несколько минут останавливаться возле парка, выкурить сигарету, почитать новости, проверить Facebook, подышать, пока не уймется дрожь, пока не перестану плакать.

Передвижения машины отслеживались по GPS, но если не отклоняться от маршрута, можно было сослаться на трафик. А это была северная Вирджиния, там всегда пробки.

Я опаздывала на следующее задание, мне уже звонили диспетчер и начальник. Очередной «гневный» вызов. Но «гневный» не всегда означает раздражение и недовольство. Бывает, что к клиенту приходили уже три мастера, а проблема оказалась в том, что никто из них его не слушал, утверждая, что все что исправно.

Прошлой ночью был интернет-аукцион, и он мечтал купить поезд, особенный поезд.

Такой впервые выставили на eBay за последние пять лет. Он показал мне свою коллекцию, занимавшую гараж, размером со школьный спортзал. Его Toyota была припаркована снаружи, пространство внутри всецело занимали поезда — миниатюрные железные дороги Швейцарии и Дикого Запада.

Но поезд, о котором он так долго мечтал, ушел вчера кому-то в Огайо — интернет-соединение оборвалось и аукцион был проигран. Он не был разгневан, он был разбит.

«Они приходили, проверяли, и говорили, что все в порядке. Но это происходит снова и снова», — сокрушался он.

К тому моменту мой начальник понял, что я здорово справляюсь с работой, которую не могут или не хотят выполнять другие ребята. К тому же, я неплохо лажу с клиентами.

Парни смотрят на работу кабельщика, как на науку: назовите им канал, и они тут же ответят, какая у него частота. Клиенты для них были просто идиотами, ничего не смыслящими в битрейте.

Я же смотрю на это, как на работу сантехника или что-то в этом роде. Мне просто нравится чинить вещи. Некоторые клиенты, действительно, были идиотами. Но большинство просто хотели, чтобы все работало так, как им обещали.

Проблемы с соединением у любителя поездов возникали только по ночам — вот где надо было искать истоки неполадок. Три парня до меня пропустили это, потому что не слушали его, потому что он клиент, а все клиенты — идиоты.

* * *

Как-то мне поручили обучить нового сотрудника. К тому времени я проработала кабельщиком около шести лет, а ему уже платили в час на пять долларов больше, чем мне — это на 31% больше. Я у него выпытала.

Конечно, нам нельзя было спрашивать о подобных вещах, но нам запрещалось и курить марихуану, а этим баловалось большинство.

Еще нам нельзя было работать под опиатами или другими седативными. Лично я их не переношу, но если бы я только захотела, — куча ребят таскали их из аптечек в ванных клиентов.

На каждой встрече с коллегами можно было разжиться еще и не таким.

И вот что я вам скажу насчет опийной зависимости: люди страдают от боли, потому что единственный способ обеспечить себе мало-мальски пристойную жизнь, если ты не поступил в колледж, — переломать все тело, время от времени рискуя жизнью.

Электрики, сварщики, кабельщики, слесари, механики, путевые обходчики — этот список можно долго продолжать. Все эти работы считаются мужскими, потому что требуют физической силы. А чем больше риск, тем больше платят.

Представляете ли вы, как ломит спину от таскания 30-килограммовой лестницы, каково сидеть в машине, когда сводит колени после лазания по подвалам и чердакам, как ноет тело после того, когда оно вдруг превратилось в естественный проводник во время неудачного отключения электрической линии, и как ваши руки превращаются в бесполезные клешни, потому что вы сорвались и оставили свою кожу, размазанной тонким слоем по бетонному телефонному столбу?

Так что вы просто закидываетесь парой таблеток, чтобы пережить этот день, неделю, год. А если вдруг во время теста на наркотики у вас в крови найдут мощные обезболивающие — всегда есть справка, выданная в последний раз, когда вы свалились с крыши.

Но если покурить вечером травки — чтобы расслабиться или унять боль и заснуть — и это вскроется, компания ни черта не заплатит за ваше лечение, если вы разобьетесь на своем фургоне во время гололеда по дороге на вызов.

Но я все равно выбрала травку, чтобы хоть как-то успокоить ум и расслабить тело, хоть это и был риск.

Может быть даже стоило воровать таблетки. Это могло бы компенсировать то, что я выполняла меньше работы, чем все остальные парни, которых я спрашивала.

Я была единственной женщиной-техником и, черт возьми, зачем я вообще сюда сунулась? Потому что не пошла в колледж? Потому что поступила на службу в ВВС, но меня выперли, из-за того что я лесбиянка?

После я успела поработать в баре, в Starbucks, в 7-Eleven, в магазине «все для ремонта», на конюшне, в собачьей парикмахерской и сменить еще десяток таких же отстойных работ, пока мне не предложили на пару долларов больше в кабельной компании. Во всяком случае, этого уже было достаточно, чтобы платить за квартиру.

Мой супервайзер говорит: проблема в том, что мои показатели хуже, чем у остальных ребят.

Все эти баллы, о которых я уже рассказывала. Поэтому моя прибавка год от года оказывалась незначительной. Цифры не всегда сходились, но в целом, скорее, отражали реальность. Они зависели от количества заказов, которые я выполняла за день. Так что на бумаге я была просто ужасным работником, и плевать, что я чертовски классный мастер.

Ребята всегда могут попросить о помощи во время работы. Но если звонила я, многие из них просто не брали трубку. А как-то я наслушалась такого о себе, когда не смогла справиться с заданием, которое никто из них уж точно тоже не потянул бы.

Один, придерживая мне лестницу, заявил, что моя киска очень сладко пахнет. Другой все допытывался, совал ли кто-нибудь в меня свой член хоть раз в жизни. Утверждал, что мне это просто необходимо.

Но, если честно, мне нравилось убеждать себя, что я могу справиться с харассментом и насмешками. Я перестала их о чем-то просить, и иногда мне приходилось отказываться от работы, потому что я не могла выполнить ее в одиночку.

А это опять потеря баллов. В общем, вы поняли, что мои показатели были существенно хуже, чем у мужчин.

Как-то я работала с парнем, который тоже служил. Обычно я нахожу общий язык с теми, кто был в армии, и он не стал исключением. Я как-то начала объяснять, почему попросила о помощи именно его, он он прервал, ответив, что понимает.

Он сказал, что бывшие военные обычно не смешивают его с дерьмом просто потому что он черный.

Но когда я его спросила, в чем секрет таких высоких баллов (а он работал намного медленнее других), он ответил, что работает с семи утра без выходных, а на прошлой работе и вовсе вкалывал бесплатно. Я на этот раз не оспаривала его преимущества, мне совсем не хотелось работать бесплатно или без выходных.

* * *

Через несколько лет этой работы все выходные я просто пыталась прийти в себя. Если, вернувшись домой, я и прочитывала хотя бы страницу книги, на следующее утро я не могла вспомнить, о чем она была.

Я была в депрессии, но не понимала этого. Я была слишком измождена, чтобы попытаться понять, почему у меня проблемы со сном, почему я не могу есть, почему мне так стыдно за то, во что превратилась моя жизнь.

Иногда среди ночи я думала о следующих 10 годах такой же гребаной работы, которую я буду выполнять, пока мои колени не откажутся сгибаться, а спина не надорвется окончательно.

Хотелось, чтобы произошел несчастный случай, серьезный, но лишь до той степени, чтобы я потом могла спокойно жить на компенсацию и дотации.

Обычно я, проснувшись, на секунду задумывалась: хотела бы я сегодня умереть? Кажется, еще денек протяну, — обычно был ответ — а там и выходные. Я даже как-то записалась на курсы по программированию, но я слишком уставала, чтобы учиться писать компьютерный код после работы. К тому же, приходилось часто пропускать курсы из-за работы допоздна.

Но однажды у меня выдался действительно неплохой год. Была череда утренних заказов, а потом — относительная свобода. Могло что-то свалиться, и у меня было время ковыряться с этим хоть до второго пришествия. Как раз тогда я стала кабельным техником бывшего вице-президента США.

Помню, позвонил супервайзер и сказал: «Есть одна работенка, я подкинул тебе, потом спасибо скажешь».

Я посмотрела на заявку — в ней было имя Мери Чейни, дочери бывшего вице-президента Дика Чейни. И за что тут благодарить? Я перезвонила супервайзеру.

— Что ты, мать твою, ожидал от меня услышать?

— Думал, тебе понравится. Она лесбиянка.

— Чувак, она жената. Погугли и скажи, ты правда думаешь, что сделал мне одолжение?

Он решил, что я не оценила просто потому, что их семья — республиканцы. Я ответила, что не оценила, потому что Дик Чейни военный преступник. Супервайзер обозвал меня коммунисткой.

В доме была проблема с интернетом, парни поблизости были заняты, так что у меня особо не было выбора. И я могла пошутить с моим боссом о том, считать ли вызов к Чейни благодатью, только потому, что там есть лесбиянки.

Мери Чейни не было дома, может, оно и к лучшему. Я встретилась с ее женой — она была мила и говорлива, как домохозяйка, к которой никто не заглядывал с Рождества.

В доме было полно проблем, реши я только одну, на следующий день позвонят и вызовут повторно. Но я вроде со всем справилась.

Через несколько месяцев позвонил босс со словами: «Только не убивай, пожалуйста!»

Он снова отправил меня к Чейни, и на этот раз сам Дик был дома. У него был помощник, секретарь или, возможно, охранник, который следил за мной, пока я проверяла соединение.

Я нашла системную проблему — она была вне дома. Я просто хотела убедиться, что мне больше никогда не придется переступать этот порог. Дик Чeйни зашел в свой кабинет, пока я работала, и принялся разбирать стопки бумаг на столе, игнорируя меня.

Я сказала его ассистенту, что, вероятно, потребуется около недели для решения проблемы.

На это мне ответили: «Вы понимаете, что перед вами бывший вице-президент США?»

Чейни поднял глаза. Я растерялась.

«Ну, да. Устройте мне пытку утоплением, если ему от этого станет легче. Но, в любом случае это, займет неделю», — сказала я и вышла. (Во времена вице-президентства Дика Чейни в администрации Джорджа Буша-младшего в прессу попала информация о секретных тюрьмах ЦРУ, где заключенные содержались без суда и следствия и подвергались жестоким пыткам — прим. ред.)

Это был мой последний вызов в тот день, я ехала домой, и в моей голове крутились варианты десятков гораздо более достойных ответов.

Я позвонила супервайзеру и призналась, что, кажется, что-то упомянула насчет пыток водой. Он лишь рассмеялся и после этого больше не отправлял меня в дом Чейни. Я даже не знаю, жаловались ли они. Если да, то это никак меня не затронуло.

* * *

В тот же год я повстречался с русским бандитом, по имени Иван. У нас ходили слухи о бандитских домах, а на тренингах мне говорили: просто заходи и старайся не видеть всего этого дерьма вокруг.

Мне хотелось узнать об этом моменте поподробнее, но, кажется, тренер был полон того же дерьма, и больше не смог сказать ничего вразумительного.

Дом русского мафиози был добротным особняком и выглядел внушительно, я припарковалась за чредой «Хаммеров».

Сам Иван напоминал большого ребенка с ушами, расквашенными до подобия завитков цветной капусты.

«Пожалуйста, за мной», — сказал он, и мы прошли в его кабинет через библиотеку, которая была забита теми же книгами в кожаных переплетах, которые можно встретить в том же издании в любом богатом доме. Кажется, они просто прилагаются к особнякам в комплекте.

Проверила сигнал, похоже, проблема была в сплиттере (а вы же помните, что я рассказывала вам про дешевые сплиттеры?). Я сказала Ивану, что придется спуститься в подвал, но он сказал, что это невозможно. Я попыталась объяснить еще раз, кажется, между нами встал лингвистический барьер. Но ответ был: «Подвал — нет, интернет — нет».

Он казался встревоженным: поглядывал то на меня, то на дверь. Он был похож на щеночка, забитого татуировками щеночка. Тут я сказала то же, что говорю всегда: «Послушай, если у тебя там не сидит ребенок в клетке, мне наплевать».

Он кивнул и сказал: «Стой. Я прошу». Я ответила, что никуда пока не собираюсь. Он удалился, были слышны разговоры по-русски и хлопанье дверей. Вскоре Иван вернулся с пакетиком кокаина и маленькой икорной ложечкой и сказал: «Ты должна попробовать.

Я рассмеялась. Похоже, это его расстроило.

«Слушай, я не могу, я на работе», — ответила я, нисколько не лукавя. Это было первое задание в тот день, и мне совсем не хотелось проверять, каково это, лазить по фонарным столбам под кокаином.

Ивана это не убедило: «Нет, ты должна». Я попыталась ему объяснить словами и жестами, что у меня насморк: «нос, кокаин — плохо, не дышать». Похоже, его это обрадовало. Эту проблему он мог решить.

«Стой», — снова сказал Иван. Теперь щеночком почувствовала себя я.

Он вышел и вскоре вернулся с маленьким круглым зеркальцем с горкой порошка. Он настаивал, что такой вариант мне подойдет, и кокаиновая пудра не поцарапает мне нос.

Я не понимала, что мне делать и чего ждать, надеясь, что эта вариация тех странных ситуаций с русскими, когда они сначала заставляют вас пить водку, а после этого вы официально объявляетесь друзьями.

Но я не очень дружу с водкой, да и с кокаином тоже.

Он подошел ближе и сказал: «Я говорю, пробуй, это для тебя безопасно. Не попробуешь — может стать опасно».

Я занюхнула, он заметно расслабился и повеселел, на лице появилась глупая кривая улыбка. «Окей, да, это было умное решение», — сказал он и повел меня в подвал.

Кажется, сердце начало выпрыгивать у меня из груди еще на лестнице, но в то же время было очень хорошо. Это мог бы быть лучший инфаркт в жизни. Еще я и не подозревала, что могу так широко разинуть глаза, что, впрочем, не помогало мне видеть лучше.

Внизу стоял стол, на котором было несколько отличных игровых компьютеров, простаивающих без интернета. На диване и в креслах сидели мужчины и смотрели футбол, шел чемпионат мира.

Один из них указал на меня и спросил что-то по-русски. Иван ответил: «Да, конечно». Это все, что мне удалось понять. Потом тот мужик поднял большой палец вверх со словами: «Отличная дурь, да?». Я согласилась, что дурь была отличная, по-быстрому поменяла сплиттер и свалила.

Потом у нас сменился менеджер. Новый стал называть меня «молодая леди». Мой приятель, тот, что из бывших военных, потом рассказал, что за глаза он называл меня мужикобабой.

* * *

Дела у компании шли не блестяще, с бесконечными причитаниями «никто больше не хочет проводить себе чертово кабельное», а я продолжала погоню за баллами. Как раз тогда вышло из строя мое колено.

Хорошо помню последний день на работе, было большое собрание — я их ненавидела. Там всегда была только одна потенциально положительная честь, когда проигрывали записи звонков с благодарственными сообщениями клиентов о мастерах.

Отличившихся премировали сертификатом магазина бытовой техники на 20 долларов. Я знаю, что получала благодарственные звонки — старушки, которым я помогала настроить пульт от телевизора меня просто обожали.

Но их сообщения никогда не проигрывали, всем было неловко слышать, когда меня называли «этот милый молодой человек». В тот раз премировали отца четверых детей, который за 10 лет ни дня не был ни на больничном, ни в отпуске. Вот еще один ответ на вопрос, почему меня никогда не продвигали в этой компании.

После операции я уже не смогла вернуться на работу — колено так до конца и не восстановилось. Мне нужна была бумага из отдела кадров для продления нетрудоспособности, но весь отдел куда-то переехал, я не могла до них дозвониться, и они игнорировали мои письма.

Сейчас я работаю в гей-баре. Платят копейки, зато я с радостью хожу на работу. И никто больше не называет меня Ларри.

Текст: Lauren Hough / Юлия Царенко (перевод)

Источник: info24.ru